С любовью справлюсь я одна…

А мысли – давно доказано – материализуются. Это так, как бы смешно ни казалось для критиков разного рода. Возможно, вещи, хранящие нашу энергетику, способны оказывать магическое воздействие на окружающих. Не случайно же столько веков живут приворотные амулеты…

Временами Ольге казалось, что ее нет вовсе. Что она – это не она, а одно сплошное сердце, ничем не защищенное, готовое съежиться даже от недоброго взгляда, к тому же стучащее так громко, что способно заглушить звуки города вокруг нее. Сердце ей даже мешало – она не могла ничего расслышать вокруг себя. Вот так она и плыла – ничего не слыша, кроме гулкого набата, ничего не чувствуя, кроме сотрясающей тело пульсации. Это все ее роман – звучит как-то манерно. Нет, это определенно любовь. Стас заставил забыть ее обо всем на свете, утратить способность выживать и даже ориентироваться в пространстве, состоящем из одних острых углов.

Это не просто роман

Стас был лучшим из мужчин. Она поняла это очень быстро – едва увидела его на стертой теперь из памяти - вечеринке: подруга пригласила отметить окончание летнего сезона. Их забыли познакомить в суете того праздника, какими усталые, замотанные люди пытаются украсить обочины беговой дорожки своей жизни. Дела не отпускали его ни на минуту: все время звонил мобильный телефон, и поэтому случайные собеседники, разочарованные, уходили. В какой-то момент они оказались рядом. Точнее, он попросту наткнулся на нее, продолжая с кем-то говорить, энергично ставя в воздухе знаки препинания свободной рукой. Она от неожиданности ляпнула:

-Давайте потанцуем!

Его брови взлетели вверх, а в глазах отразилось веселое изумление. Телефон тоже онемел или оглох от неожиданной Ольгиной напористости. И они действительно танцевали, пробиваясь сквозь густой туман недоуменных взглядов и возмущенного шепота, игнорируя призывные мелодии мобильного. А когда сели на низкие кресла с бокалами вина, пахнущими забытым отпуском, Стас совсем выключил надоедливый аппарат.

Подружка Ольги, хозяйка вечеринки, подкараулила ее, шмыгнув за ней в ванную комнату, и на одном выдохе прошептала:

-Он женат! – показывая при этом руками безальтернативный крест.

Тогда Ольга сбежала, не дожидаясь полуночи и не оставив даже туфельки на ступеньках.

Сгореть или просто согреться?

Но Стас нашел ее. Он всегда находил то, что ему нужно. Оказалось, она забыла забрать  у него свою зажигалку. В самом деле, забыла, спохватилась на улице, но не возвращаться же. В этот вечер они сидели в маленьком ресторанчике и пили коктейль через трубочку с каким-то чудным названием, но здорово ударяющим в голову. И слова вязли у Ольги во рту, а терпкая горечь напитка отзывалась в мозгу словом: «женат».

Стас ничего не рассказывал о себе и не о себе тоже. Он просто смотрел на нее через пламя свечи, разделявшей их, как огненное зарубежье. И Ольге стало казаться, что она всегда сидела и смотрела в эти глаза с язычками пламени.

-Можно поехать ко мне на дачу, - просто сказал Стас, и, подумав, добавил, - если хочешь…

Она знала, что соглашаться нельзя, горьковатый вкус коктейля предостерегал ее от безрассудных шагов. Украдкой она достала из сумки монетку: «…если решка…» - Ольга верила в магию предметов, считая их материализованными чувствами. Монетка разрешила ехать со Стасом хоть на край света.

…Больше всего Ольге нравилось лежать на бежевом ковре, похожим на большую шкуру таинственного зверя, и смотреть на огонь в камине. Если постараться, то можно повернуть голову так, что глаза Стаса окажутся за огненной вуалью. Хотя стоит ли, если в глазах полыхает такой огонь, от которого плавятся все ее страхи. В общем-то, страх один, но справиться с ним почти невозможно: Ольга боится, что завтра начнется обычная жизнь. Стас сказал:

-Я женат, малыш, и это печальная данность. Ты можешь в любой момент уйти – вернуться к обычной жизни.

Подумав, она решила найти дорожку к спасению. Как Мальчик-с-Пальчик в сказке помечал дорогу, бросая горошины, так и Ольга надеялась помочь себе, рассеивая по пространству их любви, маленькие знаки, Ольгиного, существования в жизни Стаса.

Домработница Марья Сергеевна собрала целую коллекцию пуговиц, сережек, одиноких перчаток, похожих на лягушачью шкурку, скинутую Василисой Прекрасной. Она давно была в доме Стаса и могла почувствовать присутствие чужака даже без вещественных доказательств. Марья Сергеевна была не просто добросовестной работницей, в ней было то, что называют преданностью. Она считала своим долгом стоять на страже интересов семьи.

Вот только семья Стаса в представлении  Марьи Сергеевны таковой не являлась. Жена его была дамой умной, стильной и деятельной. Но на роль хранительницы очага не годилась. Марья Сергеевна никогда ни с кем не делилась страшной догадкой, но была уверена, что жена не любит Стаса. Те, кто знал и гордячку жену, и Стаса давно, поговаривали, что брак этот, скорее, был коммерческим предприятием. Вроде как договорились жить вместе – и живут, но ничем не обязаны друг другу. Каждый деньги зарабатывает собственным способом. Хорошо зарабатывают, тем самым еще раз подчеркивая свою независимость, друг от друга.

Надежда в минусе

Подавая по утрам завтрак Стасу, ночевавшему на даче – жена его почти не приезжала сюда даже летом, - Марья Сергеевна замечала чудесные перемены в своем хозяине – маска мужчины, «которому надо все успеть», внезапно исчезала, и открывалось новое лицо человека, безмятежно ожидающего чуда. И эти метаморфозы совпали по времени с появлением странных предметов в доме. Вот отчего Марья Сергеевна страстно хотела, чтобы место хозяйки в доме заняла забывчивая девушка, теряющая свои безделушки. Но, как страж интересов семьи, Марья Сергеевна эти находки старательно прятала.

…Ольга презирала себя за тот поступок. Все было совсем не в ее стиле. Она ни за что не легла бы в постель, не сняв макияж, никогда не выбрала бы такую грубо-лиловую помаду и уж проследила бы, чтобы она не осталась на подушке чужого мужа. Все это проделала не она, а совсем другая женщина, та, что приняла правильное, но страшное решение.

В тот вечер Ольга последний раз приехала в дом с камином. Она знала, что выгнать из себя, как злого духа, любовь к Стасу ей не удастся. Но она может увезти ее с собой куда-нибудь  далеко. Например, из Кемерова в Новосибирск. И там, без огня камина, глаз, греющих и  обжигающих, любовь ее замерзнет, или, хотя бы, впадет в спячку. И Ольга вместе с ней. Ей самой было тяжело и страшно, что она придумала это, но по-другому – она была уверена – нельзя: чужие подушки, чужая семейная кровать. С каждым разом эта тяжесть давила все сильнее и сильнее.

Словно, почувствовав что-то, Стас в тот вечер был так пронзительно нежен, что Ольга испугалась – не пропала бы ее железная решимость. Этот безвольный страх и толкнул ее  на глупую выходку – она начертила на шелковой бирюзовой наволочке омерзительной помадой тоскливо-чернильную черту: тире или минус. Стас минус Оля…

И кружится былое в темноте…

…Коллектив новосибирского филиала крупной энергетической компании был взбудоражен авралом и слухами. Внепланово наводили чистоту – что очень естественно перед Новым годом. Одновременно наводили справки о грядущих переменах, нежелательных для конторы, привыкшей к размеренной жизни. Ожидали нового директора: то ли из Москвы, где находилось основное руководство компании, то ли еще откуда – толком никто не знал.

Ольга не особо вникала в кулуарные разговоры. Ей нововведения грозили только одним – дополнительной работой. Она и так уже третий день сидит до ночи за аналитической справкой. Как ей анализировать работу за последние три года, если она только год работает в этой фирме? Но это даже лучше, когда работы – под завязку. Зимой она задерживается допоздна потому, что дома у нее жуткая стужа. Попав в эту квартирку в старом доме на Красном проспекте, Ольга сразу определила, что во-он там был раньше камин. В какие-то незапамятные времена. Но теперь его нет, и огня в нем тоже. Еще раньше, до зимы, было пыльное, невеселое, закованное в асфальт, лето. И вот сейчас, зимой, надо искать сильнодействующие средства от тоски. Музеи и театр уже не спасают.

Между тем по коридорам прошелестела-таки новость: «приехал, приехал…» Ольгу вызвала секретарь почему-то громкой связью и таким взволнованным голосом, что все в офисе решили – не иначе воздушная тревога. Девушку провожали сочувственными взглядами – будто она пошла на эшафот. Ольга собрала листочки с таблицами и схемами и, как всегда, неслышно заскользила по коридору.

Необычно нарядная и сверх меры встревоженная секретарша кивком скомандовала: в кабинет.  Ольга приняла стойку и открыла дверь. За столом сидел нестарый еще мужчинка в сером пиджаке. Он поднял лицо с безадресно-ободряющей улыбкой. Но…вдруг его брови стремительно взлетели вверх, а из Ольгиных рук на ковер посыпались листки с таблицами…

Стас с Ольгой сидели в маленьком кафе, не замечая суеты и щебетания тинейджеров вокруг.

-Развелся. Это было давно решенным шагом. Долго искал тебя, - он протянул руку к ее ладошке, сжимающей бокал с шампанским, - ты почему так внезапно сбежала?

Ольга покраснела, словно в детском саду, когда ее отчитывала воспитательница. Но объяснять ничего не стала – и так все понятно.

Стас обживался в Новосибирске вместе с Марьей Сергеевной. Ольгу невероятно обрадовало, что в новой квартире Стаса нет камина, бежевого ковра и до неприличия семейной кровати. Его жилище больше походило на офис и не имело никакого лица – чужого Ольге лица.

Марья Сергеевна – высокая и совсем не старая дама с суровым взглядом – почти не глядела на Ольгу. Но только Стас куда-то отлучился, она молча вручила ей какой-то пакет. Девушка с изумлением заглянула в него. Там лежали, старательно потерянные ею когда-то, разные безделицы – вещественные знаки невещественных отношений. Ольга удивленно взглянула на Марью Сергеевну – та понимающе кивнула. И они улыбнулись друг другу как давние сообщницы.

← Читать далее

Чехов в Мариинске

В 2015 году исполняется 155 лет со дня рождения Антона Чехова и 125 лет его путешествию по Сибири, проездом на остров Сахалин. Это отличный повод взглянуть на сибирскую старину глазами самого общедоступного русского классика.

Поделиться в соцсетях:

Читать далее →

Незнакомая старушка

Теплым августовским полднем, подойдя к своему дому, что на краю разъезда, увидел я сидящую на лавочке незнакомую мне опрятную старушку, маленькую, худенькую, в светлом платочке. Она сидела неподвижно, боком ко мне, поджав ноги и уронив голову на грудь. Рядом лежал маленький узелок, стояла тонкая палочка, служащая старушке тросточкой.