← К списку публикаций Людмила Солнцева. Повести и рассказы

Уникальный опыт работы в журналистике и литературный талант стали базисом для развития писательской карьеры Людмилы Платоновой (творческий псевдоним Солнцева).

Писательница умеет точно, живо и сочно нарисовать любую картину из жизни людей и природы. Её рассказ о весеннем половодье - это гимн мощи и красоте реки. Лёд тронулся! Читатель в каждой строке  чувствует эмоциональное напряжение момента. И вместе с природой проживает мгновение, когда река рождает новое лето, как новую жизнь!

Людмила Платонова- член Союза журналистов РФ

Люди рождаются для счастья

Людмила Солнцева

Моя соседка по купе возвращалась из Москвы. Она задумчиво смотрела в окно на проплывающие зимние сугробы и чуть заметно улыбалась. В ней чувствовалась скрытая радость, не выплескивающаяся через край, а плотно и надежно хранящаяся в ней, закрытая от посторонних глаз. Я сползла со своего второго яруса и пристроилась за краешек стола, чтобы попить чаю. Соседка, улыбнувшись, сказала:

-Не возьмете меня в компанию?

-С удовольствием, - ответила я, и начала доставать из пакета съестные припасы.

Она тоже зашуршала коробкой. Достала апельсины, кексы домашней выпечки и, в заключении, выставила на стол бутылку белого сухого вина.

-Не против? – Показала глазами на вино.

-Конечно, нет, настроение предновогоднее, давайте знакомиться, - откликнулась я.

Мы, потягивая вино из пластиковых стаканчиков, разговорились, как это бывает в дороге. Оказалось, она была в гостях у подруги, в Москве. Их давней дружбе не мешает расстояние в четырехтысячный километраж. Мне было интересно узнать, как могла завязаться дружба у коренной сибирячки и москвички.

И Людмила рассказала мне следующую историю.

…Вера всегда была серой мышкой: и в школе, и в медучилище, и в кругу подруг. Невысокого роста, с гладкими прилизанными светлыми волосиками, и глазами, в которых, казалось, навечно поселился испуг и желание спрятаться. Верина мама в детстве так и звала ее «никчемная». Девочка привыкла к своей некрасивости и принимала это как данность, как цвет глаз, который нельзя исправить, или размер ноги – ни вытянуть, ни укоротить.

На ней лежала печать «виноватости». За все. За то, что родилась, что живет и дышит. Когда она редко обращалась к кому-то с просьбой, ее глаза выражали одно чувство: вину. Она даже ходила, опустив голову и как-то бочком, словно боясь помешать другим своим присутствием.

После училища Вера стала работать в хосписе, добросовестно ухаживая за стариками и ответственно выполняя поручения начальства. За это ее через год наградили путевкой в Крым. Она радовалась своему неслыханному счастью и переживала одновременно из-за того, что надо ехать в такую даль. Как? Одной? Так надолго? Но – уехала. Вернулась через три недели какая-то другая. С тайной. Я долго пытала ее, и Вера пугливо призналась, что встретила в санатории Егора. Он подрабатывал там на студенческих каникулах: тянул телефонный провод. Вера пересказывала его слова, и выходило, что он в нее влюбился. Я смеялась:

-Брось ты, Верка, свои выдумки. Погуляла – и забудь.

-Да не гуляла я с ним, - отнекивалась подруга, - он просто ходил со мной на море, загорал иногда рядом…

-Ну-ну, тем более. Очнись, парень-то, говоришь, в Москве учится, зачем ты ему?

-Вот и я думаю: зачем? – Виновато соглашалась Вера.

Потом она действительно «забыла». Никогда не возвращалась в свои воспоминания, а через год вышла замуж за соседского Вовчика. Еще через год у них родилась девочка, и семейная жизнь стала как у всех: от получки до аванса. А в эти «святые» дни Вовчик обязательно заходил в пивбар. Потом стал заскакивать туда и по пятницам. Потом прибавил еще и среду. А потом, по-простому, брал бутылку, и шел домой. Выпивал и долго выговаривал Вере за ее никчемность, за то, что женился на ней из жалости, что жизнь у него из-за нее безрадостная и унылая. Она, виновато соглашаясь, молчала.

…В тот декабрьский вечер было особенно холодно. Мороз под 40. А Вера прибежала ко мне в одних комнатных тапочках. Хоть и жила в соседнем доме, но не в тапках же…

-Люд, - крикнула с порога, - Егорка едет!

-Не поняла, - я и забыла уже кто такой Егорка.

-Ну, Егорка, не помнишь? – Захлебывалась Вера от волнения.

-Сядь, - указала ей на кресло.

Вера плюхнулась на сиденье.

-Рассказывай, - дала ей новую команду.

-Знаешь, Люд, я не звала его…он просто звонил иногда, - она часто заморгала глазами, - я сразу ему сказала, когда замуж вышла…а он все равно…

-А зачем едет?

-Не знаю. Говорит, что любит, - Вера потупилась, - он институт закончил, и ему комнату дали…

-Ну и что?

-Не знаю… просто раньше не мог…

-Вер, я не пойму, ты ему что-то пообещала?

-Ну, как я могла обещать, если у меня Вовчик…и Леночка…

-Вовчик-Вовчик…он-то зачем едет, Егор?

-Не знаю, - уже твердо ответила Вера.- Люд, я дала ему твой адрес, пусть к тебе зайдет, а?

Я села. От неожиданности.

-Ты же одна…а я потом забегу…

-Что я делать-то с ним буду? – Растерянно задала я сама себе вопрос.

Он приехал 31 декабря в шесть часов вечера. Позвонил, я открыла дверь, не спрашивая. Передо мной стоял он. Вера никогда не рассказывала, какой он, не описывала его внешность, но я сразу поняла, что это Егор. Он держал в руках дорожную сумку, и она почти касалась пола, потому что его руки были длинные, ниже колен. Это меня поразило. «Обезьяна…»- первое определение, что пришло на ум. А потом я скользнула взглядом вверх: глаза навыкат, большой рот с толстыми губами и длинные кудрявые черные волосы. «Конечно, кто еще мог полюбить нашу Верку…» - мелькнуло в голове. А вслух я сказала:

-Проходите, - не очень радостно.

Он переступил порог, быстро разделся, сбросив свою курточку, и остался в каком-то потрепанном свитерочке. Я старалась отвести глаза, но его убожество и отталкивающая внешность, как магнитом тянули мой взгляд. Я заканчивала приготовления к новогоднему столу – кухня была заставлена кастрюлями, тарелками и прочими мясорубками, поэтому усадила его в зале, к телевизору. Принесла чай с бутербродами. Он заговорил:

-Людмила, вы простите, ради Бога, за мое вторжение: другого выхода в данный момент нет. Я постараюсь не мешать вам, только дождусь Верочку…

А вот голос у него оказался красивым: густой, бархатный, мелодичный. Он как-то незаметно начал рассказывать про себя, про свою работу – его взяли после института в НИИ по космическим разработкам, дали комнату. Теперь он смог позволить себе такой шаг: приехать к Верочке и проверить свои чувства. Причем, он был настолько искренним и убедительным, что я не сомневалась ни в одном его слове.

Я хлопотала по кухне, а он встал в дверях и все говорил и говорил. Я что-то отвечала ему, задавала мимолетные вопросы, смеялась его меткому юмору и совсем забыла, что не знаю этого человека: более интересного рассказчика я еще не встречала. Через час я уже не замечала ни его свитера, ни его длинных рук, ни толстых губ. Он просто обаял меня. С ним хотелось смеяться, веселиться, говорить, жаловаться, общаться «без закрытых» тем. Это был человек-праздник. Я чувствовала себя самой красивой и замечательной. А что касается кулинарных способностей – он был в восторге от моих блюд, по ходу действия предложенных ему на пробу.

Вера пришла в десять. Я открыла ей дверь и удалилась. Мне не было слышно, о чем они там говорили. Но через двадцать минут он подошел ко мне, вытащил из своей сумки шампанское, поставил на стол и сказал.

-Людмила, вы извините, что я вторгся в ваш праздничный вечер. Мы с Верой поздравляем вас с Новым годом, благодарим за приют. Мы – пошли.

-Как пошли? Куда? – Я почти одновременно прокричала эти вопросы в полной растерянности. Я не хотела, чтобы он уходил.

-Мы где-нибудь «осядем», - он виновато улыбнулся, - просто не хочется мешать вам и вашим гостям. Мы, ведь, насильно вторглись на вашу территорию…

Мне было обидно, и сразу стало тоскливо.

-Нет, ребята, «осядьте», пожалуйста, здесь, за этим столом. Новый год будем встречать вместе.

Они переглянулись, одновременно подошли ко мне с двух сторон и расцеловали в обе щеки.

Вера светилась от счастья. Он взял ее руку в свою, и, весь вечер так и просидел, забыв ее выпустить. Под утро, когда ушли гости, я удалилась в свою спальню, а им милостиво презентовала диван.

Когда я, уже во второй половине дня вышла из своей кельи, мой зал сиял чистотой: посуда была вымыта, ковер пропылесосен, из кухни шел аромат свежесваренного кофе. Веры не было.

Егор налил кофе в две чашки и пригласил меня к столу: как хорошо ощущать чью-то заботу!

-Я не перестаю снова вас благодарить…- начал он.

-Слушай, Егор, хватит уже «выкать», давай как-то потеплее, - перебила я его.

-Ну, тогда совсем хорошо! – Он засмеялся, и сразу перешел к плану своих действий, - завтра я уезжаю.

-А Вера? – Растерянно спросила я.

-Я сделал ей предложение. Она пока ничего конкретного не ответила. Это понятно, надо разобраться со всем ворохом проблем…

…Вера развелась в марте. Вовчик, несмотря на ее «никчемность», никак не хотел с ней расставаться. Он впадал в ярость, клялся в любви, обещал «ни капли в рот». Но для Веры он уже не существовал. Она сразу же уехала с Леночкой в Москву. После приезда Егора у нее даже не возникало вопроса, как поступить. Я ее не узнавала: твердая, решительная, смелая, категоричная. Решила к Егору – и все. Она не сомневалась в нем ни минуты.

В июле у меня была путевка в Сочи. Я полетела через Москву. В аэропорту меня встретил Егор. Это был не тот Егор, который объявился у меня «новогодним подарком». В строгом темном костюме, подтянутый, раздавшийся в плечах, уверенный и…счастливый. Жизнерадостность и энергия плескались из него через край. Он виртуозно вел машину, и в то же время всю дорогу рассказывал о Вере. Чувствовалось, что он с удовольствием говорит только о ней.

Они занимали комнату двенадцать квадратов: диван, детская раскладушка – вот и вся площадь. А Вера радостно выкатилась мне навстречу вся квадратная – она ждала ребенка. Егор ничего мне не сказал об этом по дороге. Но зато, когда я все увидела сама, он закружил Веру по комнате, без конца поглаживая ее живот и приговаривая ласковые слова маленькому человечку, который жил в ней.

…Потом я приехала к ним через два года. У них уже были две маленькие девочки – дочери Егора и Лена, неотделяемая им от родных детей. Жили они в двухкомнатной квартире. Егор носил Верочку на руках в прямом смысле слова. А она все никак не могла привыкнуть к своему счастью: смущалась, отшучивалась, виноватилась.

Сейчас он – главный конструктор в своей отрасли. У него персональная машина с личным водителем, пятикомнатная квартира и прекрасная дача. Вера расцвела: и волосы распушились, и в глазах мерцают огоньки, и, главное – наконец-то, исчезла виноватость и пугливость из ее облика. Она ловко управляется со своим хозяйством, а для души все-таки ходит на работу: в хоспис. Егор относится к ней так, как будто вчера женился.

Я смотрю на них, и, кажется, что весь мир соткан из радости и счастья, из света и солнца, что люди родились только для праздника и удачи, для тепла и заботы о своих любимых, что других отношений между мужчиной и женщиной просто не бывает…

← Читать далее Все было вчера
Все было вчера

Он не чувствовал ничего: ни боль, ни обиду, ни унижение. Все эти сантименты и переживания, не задерживаясь, скатывались с него. И души у него больше не было. Его душа была мертва. А тело – большое от природы и съедаемое болезнями,  в обмен за нерадивое отношение к нему – было ему уже не нужно. Он тяготился им. Страдал многочисленными недугами, знал о своей безнадежности и мучился необходимостью носить его – рыхлое, сырое, грузное и хворое. Бессмысленную затею с больницами отверг раз и навсегда. Поддерживать свое тление не желал. Он не видел смысла в своем существовании. Он равнодушно и безучастно отдавал свою плоть времени – беспощадному, немилосердному, свирепому.

Читать далее → Полнолуние
Полнолуние

Суббота, вопреки ожиданиям, складывалась удачно. Все намеченное – выполнено. И на завтра планы – продолжение сегодняшних. А пока они подъехали к огромному супермаркету. Уже хорошо смеркалось. Настроение хорошее, день прошел успешно. Перекидываясь шутками, Наташа и Олег отправились в магазин закупить «ужин». Решили все сделать быстро, Наташа даже перчатки не стала надевать, бросила их на заднее сиденье машины.