Бакс

Бакс умирал медленно. Он знал об этом. Но вел себя сдержанно, спокойно, с достоинством. Как и полагается аристократу. Он тихо лежал у дивана, и смотрел на свое жилище, в котором провел, без малого, четырнадцать лет. Каждый шкаф, полка, ковер, стол, кресло было знакомо с детства. Он прожил среди этих вещей счастливую жизнь.

Своего предводителя он выбрал сразу. И хотя в семье было еще три человека, он безошибочно отдал пальму первенства ему. И подчинялся вначале только ему. Но потом, с годами, отдавая приоритет вожаку, других он тоже перестал игнорировать.

Он ценил хозяйку, признавал ее и нежно любил. Он знал, что она его любит не меньше, и отвечал на ее заботу верностью. А теперь она водит его на лечение. Он, конечно, мужественно переносит уколы. Мог бы и один ходить, но у людей так принято: сопровождать собак. Он знает, что все это напрасно. Его уже не вернуть к жизни. Но раз они так хотят – пусть. Она и разговаривает с ним сейчас по-другому: жалостливо, тихо и нежно. Ему хочется от этого плакать. И он плачет. Но, только, чтобы они не видели. Не пристало ротвейлеру показывать свои слезы.

Вся его собачья жизнь в памяти. Хозяин привез его домой крошечного. Он давно мечтал воспитать хорошую породистую собаку. Поэтому и получился из Бакса достойный, уважаемый пес. Потому что в воспитуемого вкладывается то, что имеешь сам.

И все-таки были случаи, за которые Баксустыдно. Хотя – молодость! Он вспоминал то первое лето, когда его привезли на дачу. И он сразу же ринулся к грядкам. Не топтал. Собирал ягоды. Они сердились на него и смеялись одновременно: очень аккуратненько он выбрал викторию. Потом залез под крыжовник и объел ягоды с него. Но особенно ему нравилась малина. Он выпрыгивал из машины и сразу бежал к малиннику. Торопился, чтобы успеть раньше остальных домочадцев. Вкусные красные ягоды его завораживали. Зато к следующему лету он потерял к ним всякийинтерес.

Он взрослел. А вместе с его возмужанием пришла и любовь. Первый раз это случилось, можно сказать, по принуждению, в собачьем клубе. Его привела туда хозяйка и стыдливо вышла за дверь. А он увидел молодую красавицу-ротвейлершу. И мир всколыхнулся ярким фейерверком.

Им потом принесли маленького щенка-несмышленыша. Хозяйка все взывала его к отцовским чувствам. Но он даже не глянул на него – не царское это дело проявлять сентиментальность.

Настоящая любовь у него случилась с лайкой. Он увидел ее еще из машины, когда они с хозяином подъезжали к деревенскому дому. И сразу рванул к ней. Хозяин все понял и не стал сдерживать своего любимца. Она ответила на его призыв и они, взволнованные и счастливые, убежали на ее любимую лесную поляну. Ох, как она пахла! Он втягивал воздух, и у него кружилась голова. Он покусывал ее, и у него останавливалось сердце. Он бегал за ней, и у него перед глазами переливались красные малиновые ягоды.

Их любовь была бесконечной. Стало смеркаться. Он услышал приближающиеся шаги своего хозяина. Но не подскочил, как обычно. Не завилял хвостом-обрубышем, не кинулся навстречу. Он плотнее прижался боком к пятнистой шкурке своей возлюбленной. В этот миг роднее ее ничего не существовало на свете.

-Бакс, - негромко позвал хозяин.

Он повернул голову и посмотрел долгим взглядом, в котором застыли мольба,отчаяние от сознания, что его увезут, и ожидание приговора. Конечно, он не сможет ослушаться.

Хозяин потоптался и ушел, больше не произнеся ни слова. Только потом, уже в машине, он укоризненно сказал ему:

-Ты хоть понимаешь, псина, что из-за тебя мне пришлось задержаться здесь на целый день?

Бакс блаженно и благодарно заглянул ему в глаза, лизнул руку и положил голову на лапы. Он все понимал. Он был признателен своему кумиру. И только потом, вдыхая ночной запах травы и земли, завывал, охваченный любовной тоской…

У лайки родилось семеро щенят. Они были необычны по своему окрасу и формам тела. Они были разные. Но во всех проглядывался Бакс.

Он был сильным псом, мужественным и бесстрашным. Но охоту недолюбливал. И когда хозяин брал его с собой «на уток», он лишь делал вид, что ему интересно. Но они хорошо понимали друг друга и поэтому, в тайге ему давалась полнейшая свобода. Его не принуждали и не держали в шорах.

Однажды на охоту приехали большой компанией на «санитарке». Бакс даже не стал выходить на холод и стужу. А вскоре в машину вернулсяеще один охотник – забыл патронташ. Он продвинулся вглубь машины, взял, что ему было нужно, и направился к выходу. А у выхода лежал Бакс. Высокопоставленный «охотник» хотел выйти бочком, но не тут-то было. Сторож зарычал, даже не подняв головы, но этого было достаточно. Пленник опустился на ближайшее сиденье. Отдышался и начал беседовать с собачкой:

-Бакс, ты хороший, умный, молодец…

Кобель слушал, приподняв ухо, но с места не сдвинулся. Льстец решил, что беседа прошла успешно, и осторожно потянулся к двери. Но коротким, грозным рыком снова был отправлен на место: «Сядь!» Тогда от вытащил колбасу и положил рядом с ротвейлером. Бакс обнюхал ее и, нехотя, начал жевать. Но с места не сдвинулся. И даже не поменял позы. Пленный охотник решил, что на этот раз сердце собачары побеждено. Он спокойно, даже медленно наклонился, чтобы повернуть ручку. Бакс поднял голову и оскалил зубы. В горле у него заклокотало и он глазами впился в свою жертву. Несчастный охотник замахал руками, плюхнулся на сиденье, достал свои припасы, налил полстакана водки, выпил и обреченно зажевал пирожком. Потом он долго рассказывал Баксу о своей жизни, обо всем, чего не мог поведать людям. Как попутчику по купе. И ему даже понравился необычный «охотничий» день. Где бы он еще мог так излить душу? А Баксу он надоел. Со своими слезами, жалобами, воспоминаниями. Но… работа есть работа. И каждая уважающая себя особь должна относиться к ней по-порядочному.

Теперь Бакс особенно страдал от того, что отказывали ноги. «Гулять» по утрам для него стало сущим наказанием. Он с трудом, спотыкаясь, спускался с третьего этажа и потом также, унизительно-тяжело, поднимался. Ему было стыдно. Ему было неловко смотреть в глаза своему хозяину и он виновато отводил их в сторону.

В доме царили молчание и подавленность. Причиной этому был Бакс. Надо было что-то делать. И хозяин принял решение отвезти его на заимку к знакомому пасечнику.

-Все, Бакс, едем на природу, - вынес он свой вердикт после очередной прогулки.

Бакс заморгал глазами, завилял своим несуществующим хвостом и тихонько заскулил. Собачья интуиция подсказывала ему, что больше он сюда не вернется. Он прощался с домом, пытаясь вобрать в себя все его запахи. Он уткнулся носом в ковер и замер от нескончаемой печали. Потом тяжело поднялся, окинул последним взглядом свой приют и, гордо подняв голову, стараясь меньше припадать на заднюю лапу, которая совсем отказывалась служить ему, обреченно подошел к двери.

Пока ехали, хозяин не проронил ни слова. И, только когда остановились, открыл дверь машины и спросил:

-Тебе помочь, или сам выйдешь?

«Не надо…» – проворчал про себя псина и на полусогнутых стал выкарабкиваться из автомобиля. В это время , весело приветствуя гостей, к машине подбежала беленькая собачонка. Такая ветреная блондинка.

-Нюрка, - прикрикнул на нее пасечник, - замолчи, окаянная, - так, для острастки. А она не сильно-то и надрывалась.

Озорно, свернув хвостик в три колечка, она игриво забегала, почуяв мужскую особь. Бакс напрягся. И, как всякий уважающий себя кобель, он, забыв о ногах, о хворях, о злодейке-старости, вальяжно спрыгнул на землю. Нюрка, пританцовывая, кружилась вокруг него. «Эх, где мои младые годы!» – Бакс, оглянувшись на хозяина, словно прося прощения, и тут же получив одобрительный ответный взгляд, вприпрыжку кинулся к Нюрке. А она, зайдясь высокой лающей трелью, побежала к лесочку. Старый ротвейлер, приосанившись, выгнув спину, на совершенно твердых ногах, посеменил следом. И провел с ней всю ночь

… А утром приполз к крыльцу и со счастливой улыбкой блаженно закрыл глаза. Навсегда.

← Читать далее

И сшилось платье белое…

Она была самой красивой невестой: миниатюрная, как дюймовочка, воздушная до такой степени, что казалась неземной. Её хотелось взять на руки. Даже нет, посадить на ладонь и любоваться, не отрываясь

Поделиться в соцсетях:

Читать далее →

Все было вчера

Он не чувствовал ничего: ни боль, ни обиду, ни унижение. Все эти сантименты и переживания, не задерживаясь, скатывались с него. И души у него больше не было. Его душа была мертва. А тело – большое от природы и съедаемое болезнями,  в обмен за нерадивое отношение к нему – было ему уже не нужно. Он тяготился им. Страдал многочисленными недугами, знал о своей безнадежности и мучился необходимостью носить его – рыхлое, сырое, грузное и хворое. Бессмысленную затею с больницами отверг раз и навсегда. Поддерживать свое тление не желал. Он не видел смысла в своем существовании. Он равнодушно и безучастно отдавал свою плоть времени – беспощадному, немилосердному, свирепому.